魂
С самого утра дрочила мысль «Семь два три ноль пять» - Sabrina Unforgiven, Вы, действительно, вынесли мой моСХ. Догадки не осеняли. Сидела в кресле, наблюдая за котом, названным по аналогии с героем «Мастера и Маргариты», Бегемотом и ждала, когда привезут покойника.
Он больше всего напоминал восковую куклу – высохший, старый, какой-то совершенно бескровный… Хотя, какие претензии могут быть к трупу? На улице торчали недолго – минус 20 по Цельсию давали о себе знать. После прощания с усопшим последних желающих, коими оказались соседи, дали команду сворачиваться.
В катафалке, куда меня угораздило-таки попасть, было прохладно, однако, несколько теплее, чем на улице, где уже начинало потряхивать. Ехала на коленях у одной из устаревших невесток покойного. Ох, и мотыляло же, пока не выехали на трассу! По идее, надо было бы думать о человеке в гробу, о его жизни в поисках плюсов и минусов… В последние годы это представляло собой сплошной минус, потому разум отказался от раздумий и перешёл к изучению обстановки.
Гроб. Красная ткань крышки была сплошь усеяна какими-то пятнами, разводами, отчего серебристая тесьма казалась не просто дешёвым фарсом, а насмешливой подъёбой. Бесило. Остальным либо было всё равно, либо никто, кроме меня, не вдавался в подробности изготовления гробов с точки зрения внешнего вида.
Кроме родственников в катафалке находились трое служащих из бюро ритуальных услуг: очкарик в кепочке и двое в сине-чёрной форме с белыми полосками на груди. Больше всего заинтересовали последние. Зажатый у окна опирался на поставленный боком крест, голову венчала чёрная пидорка, лицо его было то ли опухшим, то ли мясистым (склоняюсь к первому варианту), а поросячьи глазки скрывала тень от шапки – всё это делало фэйс похожим на чёрно-белое яйцо… с носом. Второй непрерывно жевал жвачку. Свой перекошенный рот он приоткрыл всего однажды, но этого хватило, чтобы различить ядовито-голубой оттенок резинки. Лицо с ярко выраженными носогубными складками выражало абсолютное безразличие к происходившему, этого человека будто бы не касался даже мороз: из-под расстёгнутого ворота куртки торчала… футболка, перчатки он не носил. Довольно органично вписывалась в этот образ шапка-ушанка – русский такой символ похуизма. Скоро он закрыл глаза, но продолжал всё так же жевать. Я подумала, что он использует жвачку, чтобы не заснуть и, когда он перестал вдруг жевать, испугалась: если он уснёт, то обязательно подавится! Но его челюсти вновь активно задвигались, когда машина резко тормознула у центральных ворот кладбища…
Скоро нас вместе с гробом выгрузили в некоем 49-м секторе. Город крестов. Могилы располагаются метрах в двух – трёх друг от друга. Недалеко от нас – справа, слева – зарывают ещё около 6-ти – 7-ми трупов. Аналог западных кладбищ? Здесь? У нас? Там плиты, у нас – кресты. Читаю; «INRI». Зачем? Не поминай имя господа... Среди могильщиков есть даже женщины. Работа кипит! Трясёт. От холода. Всё быстро и оперативно: забили гроб – всего два гвоздя, опустили в яму, зарыли смёрзшимися комьями земли. Страшно было рухнуть в раскопанную около нашей могилу, а таких, ожидавших своих мертвецов, имелось штуки три. Кресты. Мороз. Кресты. Ноги дробно дрожат согласно оцепенению. Не в состоянии закурить – руки отмёрзнут напрочь. Да, на мне тонкие перчатки, летние ультры на ногах…
- Пойдём в автобус? – соглашаюсь. Я уже кинула свой ком земли в могилу.
Вспоминается бред про тёплую водку из мыльницы в жару, на пляже – Да, буду! Такое, может, и прокатило бы, но не ледяная водка, пусть из стаканчика, на кладбище в минус 20. На фиг мне ваша водка!..
- Можно мы тут погреемся?
- Здесь не особенно тепло, но всё же..., - в ктафалке темно, там яйцеголовый и очкарик, но совсем другой очкарик, что ж, пусть. Курят.
- А здесь у вас можно курить?!.
- Можно, - щёлкаю зажигалкой.
- а пепел куда?
- На пол.
Тишина. Разминаю мышцы, напрягшиеся, будто окостенвшие от мороза. Чёрт, и почему у нас нет крематория?! Окна заиндевели – скорябываю иней ногтем, торчащим из перчатка (так удобнее отсчитывать мелочь в магазинах
– тусуются. Пусть. Докуриваю. Прошу выбросить мой бычок, на что реагируют довольно вяло, что свидетельствует о полной отчужденности от происходящего. Да, профессионалы.
Натусовались быстро. В силу моего плачевного дрожащего состояния, я была заброшена в машину одного из друзей семьи. Хотя, какое там «заброшена» - ещё и бежать пришлось. По дороге хлебнула водки, запивая сие пойло апельсиновым соком – фиг вам, а не согрелась! Уже в квартире минут 10 шарахалась в пальто, ибо расколбас не прекращался. Сняла экипировку (шарфа и ботинок это не коснулось) после ещё одного перекура в подъезде, но натянула сверху чью-то кофту.
А потом состоялись т.н. поминки.
Я поражалась, сколько же в них влезает: суп, картошка – тарелками… Сама сидела, грызла какой-то мелкий бутик, полтора гриба, кружочек огурца… Постепенно беседа теряла свою форму: каждый разговаривал с ближайшим соседом по столу в перерывах между... как это назвать, тостами (?) за умершего… Его сын разрешил мне курить в его комнате. Все базары казались до боли тошнотворными, хотя кое-что оживило мою мечту стать гримёром при морге…
зачем махать лопатой?:
litvinenko-ai.ucoz.ru/index/virtualnoe_kladbish...
Он больше всего напоминал восковую куклу – высохший, старый, какой-то совершенно бескровный… Хотя, какие претензии могут быть к трупу? На улице торчали недолго – минус 20 по Цельсию давали о себе знать. После прощания с усопшим последних желающих, коими оказались соседи, дали команду сворачиваться.
В катафалке, куда меня угораздило-таки попасть, было прохладно, однако, несколько теплее, чем на улице, где уже начинало потряхивать. Ехала на коленях у одной из устаревших невесток покойного. Ох, и мотыляло же, пока не выехали на трассу! По идее, надо было бы думать о человеке в гробу, о его жизни в поисках плюсов и минусов… В последние годы это представляло собой сплошной минус, потому разум отказался от раздумий и перешёл к изучению обстановки.
Гроб. Красная ткань крышки была сплошь усеяна какими-то пятнами, разводами, отчего серебристая тесьма казалась не просто дешёвым фарсом, а насмешливой подъёбой. Бесило. Остальным либо было всё равно, либо никто, кроме меня, не вдавался в подробности изготовления гробов с точки зрения внешнего вида.
Кроме родственников в катафалке находились трое служащих из бюро ритуальных услуг: очкарик в кепочке и двое в сине-чёрной форме с белыми полосками на груди. Больше всего заинтересовали последние. Зажатый у окна опирался на поставленный боком крест, голову венчала чёрная пидорка, лицо его было то ли опухшим, то ли мясистым (склоняюсь к первому варианту), а поросячьи глазки скрывала тень от шапки – всё это делало фэйс похожим на чёрно-белое яйцо… с носом. Второй непрерывно жевал жвачку. Свой перекошенный рот он приоткрыл всего однажды, но этого хватило, чтобы различить ядовито-голубой оттенок резинки. Лицо с ярко выраженными носогубными складками выражало абсолютное безразличие к происходившему, этого человека будто бы не касался даже мороз: из-под расстёгнутого ворота куртки торчала… футболка, перчатки он не носил. Довольно органично вписывалась в этот образ шапка-ушанка – русский такой символ похуизма. Скоро он закрыл глаза, но продолжал всё так же жевать. Я подумала, что он использует жвачку, чтобы не заснуть и, когда он перестал вдруг жевать, испугалась: если он уснёт, то обязательно подавится! Но его челюсти вновь активно задвигались, когда машина резко тормознула у центральных ворот кладбища…
Скоро нас вместе с гробом выгрузили в некоем 49-м секторе. Город крестов. Могилы располагаются метрах в двух – трёх друг от друга. Недалеко от нас – справа, слева – зарывают ещё около 6-ти – 7-ми трупов. Аналог западных кладбищ? Здесь? У нас? Там плиты, у нас – кресты. Читаю; «INRI». Зачем? Не поминай имя господа... Среди могильщиков есть даже женщины. Работа кипит! Трясёт. От холода. Всё быстро и оперативно: забили гроб – всего два гвоздя, опустили в яму, зарыли смёрзшимися комьями земли. Страшно было рухнуть в раскопанную около нашей могилу, а таких, ожидавших своих мертвецов, имелось штуки три. Кресты. Мороз. Кресты. Ноги дробно дрожат согласно оцепенению. Не в состоянии закурить – руки отмёрзнут напрочь. Да, на мне тонкие перчатки, летние ультры на ногах…
- Пойдём в автобус? – соглашаюсь. Я уже кинула свой ком земли в могилу.
Вспоминается бред про тёплую водку из мыльницы в жару, на пляже – Да, буду! Такое, может, и прокатило бы, но не ледяная водка, пусть из стаканчика, на кладбище в минус 20. На фиг мне ваша водка!..
- Можно мы тут погреемся?
- Здесь не особенно тепло, но всё же..., - в ктафалке темно, там яйцеголовый и очкарик, но совсем другой очкарик, что ж, пусть. Курят.
- А здесь у вас можно курить?!.
- Можно, - щёлкаю зажигалкой.
- а пепел куда?
- На пол.
Тишина. Разминаю мышцы, напрягшиеся, будто окостенвшие от мороза. Чёрт, и почему у нас нет крематория?! Окна заиндевели – скорябываю иней ногтем, торчащим из перчатка (так удобнее отсчитывать мелочь в магазинах
– тусуются. Пусть. Докуриваю. Прошу выбросить мой бычок, на что реагируют довольно вяло, что свидетельствует о полной отчужденности от происходящего. Да, профессионалы. Натусовались быстро. В силу моего плачевного дрожащего состояния, я была заброшена в машину одного из друзей семьи. Хотя, какое там «заброшена» - ещё и бежать пришлось. По дороге хлебнула водки, запивая сие пойло апельсиновым соком – фиг вам, а не согрелась! Уже в квартире минут 10 шарахалась в пальто, ибо расколбас не прекращался. Сняла экипировку (шарфа и ботинок это не коснулось) после ещё одного перекура в подъезде, но натянула сверху чью-то кофту.
А потом состоялись т.н. поминки.
Я поражалась, сколько же в них влезает: суп, картошка – тарелками… Сама сидела, грызла какой-то мелкий бутик, полтора гриба, кружочек огурца… Постепенно беседа теряла свою форму: каждый разговаривал с ближайшим соседом по столу в перерывах между... как это назвать, тостами (?) за умершего… Его сын разрешил мне курить в его комнате. Все базары казались до боли тошнотворными, хотя кое-что оживило мою мечту стать гримёром при морге…
зачем махать лопатой?:
litvinenko-ai.ucoz.ru/index/virtualnoe_kladbish...
-
-
17.01.2010 в 01:43-
-
17.01.2010 в 09:55так... впечатлений нахваталась... чистый реализм